6 июня скоропостижно скончался Сергей Иванович Танеев: композитор-мастер, образованнейший музыкант своего времени, человек редкой самобытности, оригинальности, душевных качеств, вершина музыкальной Москвы, уже с давних пор, с непоколебимым авторитетом занимавший по праву свой высокий пост до конца дней своих. Для всех нас, его знавших и к нему стучавшихся, это был высший судья, обладавший, как таковой, мудростью, справедливостью, доступностью, простотой. Образец во всём, в каждом деянии своём, ибо что бы он ни делал, он делал только хорошо. Своим личным примером он учил нас, как жить, как мыслить, как работать, даже как говорить, так как и говорил он особенно, «по-танеевски»: кратко, метко, ярко. На устах у него были только нужные слова. Лишних, сорных слов этот человек никогда не произносил...

И смотрели мы все на него как-то снизу вверх!.. Его советами, указаниями дорожили все. Дорожили потому, что верили. Верили же потому, что, верный себе, он и советы давал только хорошие. Представлялся он мне всегда той «правдой на земле», которую когда-то отвергал пушкинский Сальери...

Жил Сергей Иванович простой, скромной, даже бедной жизнью, вполне его удовлетворявшей. Он, как Сократ, однажды увидевший собрание предметов роскоши, мог бы сказать: «Однако сколько есть вещей на свете, в которых я не нуждаюсь».

К нему на квартиру, в его домик-особняк, стекались самые разнокалиберные, по своему значению несоединимые люди: от начинающего ученика до крупных мастеров всея России. И все чувствовали себя тут непринуждённо, всем бывало весело, уютно, все были обласканы, все запасались от него какой-то бодростью, свежестью, и всем, сказал бы я, жилось и работалось после посещения «Танеевского домика» легче и лучше.

В своих отношениях к людям он был непогрешим, и я твёрдо уверен, что обиженных им не было, не могло быть и не осталось.

Танеев написал две кантаты, являющиеся его крайними сочинениями. Крайними — в буквальном смысле этого слова. Первоначальная кантата была его первым сочинением, вторая — последним. Первая написана «раннею весною», вторая — на закате. В первой кантате он пел «иду в незнаемый я путь», во второй встречаем слова: «Не я ль светильник зажёг». Мне хотелось бы заполнить промежуток этих крайних точек его творческой деятельности, связать эти вырванные фразы ещё одной «кантатой» от себя и сказать, что по пути «к незнаемому» С[ергей] И[ванович] шёл недолго: силами своего ума, сердца, таланта он скоро отыскал свою дорогу — широкую и прямую, — показавшую ему путь к той вершине, где засиял зажжённый им светильник.

И светильник этот горел всю последующую жизнь его ровным, покойным светом, не мерк, не терялся, освещая дорогу всем другим, в свою очередь вступавшим в неведомый им «незнаемый путь». И если светильник этот погас теперь, то только вместе с его жизнью.