Orphus
Главная / Публикации / Рахманинов вспоминает
Читателю на заметку

Публикации Рахманинова

Рахманинов вспоминает

Среди композиторов заметно возвышается фигура Рахманинова, ибо редко бывает так, что один и тот же человек получает равное признание и как композитор, и как пианист. Это и произошло с Рахманиновым. На протяжении последующего столетия совершенство его фортепианной игры, без сомнения, станет мифом, а его вдохновенные музыкальные произведения для оркестра, голоса и фортепиано останутся бережно хранимым сокровищем человечества.

Недавно я, прекрасным утром, по предварительной договорённости очутилась в просторной студии Рахманинова с видом на Гудзон. В этой спокойной и располагающей к созерцанию комнате, где маэстро много занимается, мы разговорились на разные темы. В ходе нашей беседы я спросила выдающегося московского музыканта, когда он впервые получил признание как композитор, ибо это самое трудное, с чем сталкивается молодой музыкант. Вспоминая, Рахманинов сказал:

— В период учения в Московской консерватории по классу фортепиано, я почувствовал внутреннюю потребность сочинять. Так я стал изучать музыкальную науку и искусство композиции у профессоров Танеева и Аренского. К окончанию консерватории я написал мою первую оперу «Алеко». Меня очень поддерживал Чайковский. Он был так добр и так помогал мне как композитору, что даже приходил на репетиции «Алеко», чтобы поделиться со мной своим богатым запасом мудрости, знаний и опыта. «Алеко» впервые был поставлен в апреле 1893 года в Большом театре в Москве. Мне было тогда двадцать лет. Оперой «Алеко» я предстал перед миром как композитор. Она хорошо была принята критикой и публикой. Это побудило меня продолжать занятия композицией и дальше.

— Такое раннее признание моей оперы вдохновило меня на создание в течение лета этого года таких произведений, как «Утёс» (оркестровая фантазия), «В молитвах неусыпающую богородицу» (хоровое произведение), шесть романсов, пьеса для скрипки и Первая сюита для двух фортепиано. Чайковский умер в октябре того же года; глубокое чувство тяжёлой утраты побудило меня написать Элегическое трио «Памяти великого художника» (op. 9) для фортепиано, скрипки и виолончели. Итак, Вы видите, что год моего композиторского дебюта был довольно напряжённым. Я сочинил несколько серьёзных вещей одну за другой, но странно, что маленькая фортепианная пьеса — Прелюдия cis-moll — сделала меня известным во многих странах.

— Некоторым хотелось бы Вас называть мистер C Sharp Minor, — сказала я. Маэстро засмеялся. Впервые я увидела, что меланхоличный музыкант может так сердечно смеяться. Найдя его в таком настроении, я набралась смелости и спросила, как пришла к нему идея создания Прелюдии cis-moll и вообще о других источниках его вдохновения.

— В один прекрасный день Прелюдия просто пришла сама собой, и я её записал, — ответил он. — Она явилась с такой силой, что я не мог от неё отделаться, несмотря на все мои усилия. Это должно было случиться и случилось. Я также помню, что получил только 40 рублей за неё. Пьеса была напечатана большим тиражом и распродана во всём мире, но я больше никогда не получал за неё никакого вознаграждения. Однако признание, которое принесла мне пьеса, было для меня очень важно.

— Очень трудно анализировать источник, вдохновляющий творчество. Так много факторов действуют здесь сообща. И, конечно, любовь, любовь — никогда не ослабевающий источник вдохновения. Она вдохновляет как ничто другое. Любить — значит соединить воедино счастье и силу ума. Это становится стимулом для расцвета интеллектуальной энергии. Помогают творчеству красота и величие природы. Меня очень вдохновляет поэзия. После музыки я больше всего люблю поэзию. Наш Пушкин превосходен. Шекспира и Байрона я постоянно читаю в русских переводах. У меня всегда под рукой стихи. Поэзия вдохновляет музыку, ибо в самой поэзии много музыки. Они — как сёстры-близнецы. Всё красивое помогает, — сказал Рахманинов с улыбкой, которая затерялась где-то в уголках его рта. — Красивая женщина, — конечно, источник вечного вдохновения. Но вы должны бежать прочь от неё и искать уединения, иначе вы ничего не сочините, ничего не доведёте до конца. Носите вдохновение в вашем сердце и сознании, думайте о вдохновительнице, но для творческой работы оставайтесь всегда наедине с самим собой. Настоящее вдохновение должно приходить изнутри. Если нет ничего внутри, ничто извне не поможет. Ни лучший поэтический шедевр, ни величайшее творение живописи, ни величественность природы не смогут породить маломальского результата, если божественная искра творческого дара не горит внутри художника.

— Как воздействует на Вас живопись?

— После музыки и поэзии я больше всего люблю живопись.

— Я знаю, что произведение живописи вызвало к жизни Вашу симфоническую поэму «Остров мёртвых». Где Вы впервые увидели картину?

— Впервые я увидел в Дрездене только копию замечательной картины Бёклина. Массивная композиция и мистический сюжет этой картины произвели на меня большое впечатление, и оно определило атмосферу поэмы. Позднее в Берлине я увидел оригинал картины. В красках она не особенно взволновала меня. Если бы я сначала увидел оригинал, то, возможно, не сочинил бы моего «Острова мёртвых». Картина мне больше нравится в чёрно-белом виде.

— Эта симфоническая поэма была моим первым знакомством с Вами как с композитором, — прервала я наш разговор. — Я так люблю её; мистер Странский оказался настолько любезен, что только по моей очень смиренной просьбе повторил её в том же сезоне. Она что-то возбуждает во мне. Хотелось бы услышать её как-нибудь под управлением Стоковского с его Филадельфийским оркестром. Он со своим оркестром временами совершает такие сверхъестественные чудеса. А это сверхъестественное музыкальное произведение рождено сверхъестественным произведением живописи. Между прочим, что Вы можете сказать о других известных композиторах России, ныне здравствующих?

— Русская музыкальная школа — школа огромного значения. Мир медленно начинает осознавать этот факт, как мне кажется, слишком медленно. Бойкот немецкой музыки во время войны — сама по себе вещь чудовищная, несправедливая — заставил людей искать и найти классическую музыку за пределами Германии и Австрии. У нас теперь, помимо других, есть Метнер и Глазунов. Они достойны всяческого внимания. На моём веку мы потеряли Чайковского, Римского-Корсакова и Скрябина. Как я Вам уже сказал, после смерти Чайковского я сочинил Элегическое трио. После смерти Скрябина я исколесил всю Россию, играя его произведения и тем самым отдавая скромную дань памяти великого мастера. Что касается Римского-Корсакова, то скажу Вам, когда после революции я вынужден был покинуть мой дом и мою любимую Россию, мне было разрешено взять с собой только по 500 рублей на каждого из четырёх членов моей семьи, а из всей музыки я выбрал, чтобы увезти с собой, только одну партитуру — «Золотого петушка» Римского-Корсакова.

— Верно, — продолжал выдающийся пианист, — что русская музыка очень мало известна в Америке, но её влияние чувствуется во всей Европе. Возьмите, например, Дебюсси. Очень сильное влияние на него оказал Римский-Корсаков. И дело тут не в плагиате, ибо Дебюсси сам был гениальным музыкантом, а лишь во влиянии, какое оказывает один поэт на другого. Возможно, Тагор оказал влияние на многих молодых поэтов Индии.

— Да, довольно порядочное влияние и не только в сочинении стихов, но и в причёске.

— Вот это как раз то, что я и имел в виду под влиянием.

— Многие из наших артистов прошли через всякие превратности судьбы, прежде чем добились успеха. Интересно, какова была Ваша участь в этом отношении. [Bнимaниe! Этoт тeкcт с cайтa sеnаr.ru]

— У меня была своя доля огорчений, страданий и лишений, — продолжал он. — Хотя я родился в богатой семье, я скоро понял, что мне самому надо заботиться о себе и своём образовании. Материальное положение нашей семьи пошатнулось. Начались затруднения. Будучи ещё мальчиком, я сделал успехи в музыке, и, когда мне было шестнадцать лет, начал сам давать уроки. Это было необходимо, чтобы заработать деньги и продолжать моё музыкальное образование. Я получал 75 копеек за час. В первый же месяц я заработал около 50 рублей. Был очень доволен этим педагогическим опытом. Для того чтобы иметь право преподавать, я должен был знать значительно больше, чем мои ученики, и я учился, как разрешать многие проблемы чисто технического свойства. Моя вынужденная педагогическая деятельность была неприятной необходимостью, оказавшей благотворное влияние на моё музыкальное развитие. Итак, я был счастлив, когда после многих злоключений и несчастий ко мне пришло признание. Моя вторая опера «Скупой рыцарь» была подлинным началом моей карьеры.

Когда я думаю о моей музыкальной карьере, я неизменно вспоминаю о покровительстве Чайковского. Он считал, что у меня есть талант и всячески поощрял меня, помогал моему развитию. На премьере моей первой оперы «Алеко» он выразил пожелание, чтобы его одноактная опера «Иоланта» была исполнена вместе с моим первым оперным опытом. Я был очень горд похвалой, выраженной таким образом. Вы не можете себе представить, что тогда она для меня значила. Великий Чайковский, наш национальный музыкальный гений, пожелал, чтобы его опера была поставлена в театре вместе с моей.

Я был буквально опьянён радостью. Я повторяю, что покровительство такого великого музыканта помогло моей карьере. Чайковский был такой же деятельной личностью, как и Чехов.

— Вы подняли интересный вопрос, употребив слово личность, — сказала я. — Относительно этого существует много разных мнений. В определённых музыкальных кругах полагают, что личность музыканта имеет мало общего с его успехом. Каково Ваше мнение?

— Облик музыканта играет очень большую роль. Если личность как таковую не принимать в расчёт, тогда почему бы не слушать фонограф или радио? Почему, в конце концов, ходят на концерты? Возьмите такой конкретный пример. Мистер Крейслер обладает потрясающей индивидуальностью. Он выходит на эстраду, играет и побеждает. Вы знаете, как он побеждает. Теперь давайте представим, что в концерте он будет играть за занавесом. Как Вы думаете, придёт ли публика в такой же восторг, как обычно?

— Думаю, что нет.

— Тогда наши мнения совпадают. Облик музыканта сознательно или бессознательно влияет на публику. В наслаждении музыкой человеческое сердце играет более важную роль, чем рассудок.

— Как Вы думаете, имели бы Вы успех, как пианист, если бы у Вас был какой-то физический недостаток, даже если бы это не отражалось на Вашей игре?

— При таких обстоятельствах я бы обязательно провалился, даже если бы играл в сто раз лучше, чем сейчас. Возьмите актёра подобного Станиславскому, основателю Московского Художественного театра. Если бы он имел какие-то физические недостатки, но играл значительно лучше, он всё равно провалился бы. Что касается композиторов и драматургов, то здесь совсем другое дело. Если бы я был калекой и не мог играть на фортепиано в концерте, я, быть может, сочинил бы более значительные симфонии, оперы и концерты. Всегда существует компенсация. Поэтому я настаиваю на своём мнении, что облик музыканта, появляющегося на публике, оказывает большое влияние на его успех.

Беседуя об Америке, я спросила замечательного русского мастера, что он думает о музыкальном будущем этой страны.

— У Америки — большое музыкальное будущее. Сейчас мы свидетели только начала новой музыкальной эры. Все великие музыканты Европы приезжают сюда и вкладывают свою долю в развитие музыки этой страны. Это несчастье для Европы, но это большое счастье для Америки. Возможно, именно в такой стране, где производятся такие прекрасные рояли, родится замечательная музыка. Но я, к сожалению, должен отметить, что в настоящее время не предпринимаются никакие организационные национальные меры по координации развития американских музыкальных сил на благо страны. Первое, что я бы осуществил, будь я у власти, — учредил бы национальную консерваторию в здании, соответствующем финансовым ресурсам и международному престижу страны. Затем я бы сделал её центром, пропагандирующим всё самое возвышенное и самое чистое в музыке. В течение трёх лет, будучи вице-президентом императорского Русского музыкального общества, я занимался осуществлением этой задачи.

Рахманинов ведёт очень спокойную и скромную жизнь. Он избегает роскоши в любых её проявлениях. Он целиком погружён в своё искусство и летом много времени посвящает чтению, игре на фортепиано и садоводству. Его редко видят на концертах. Но, когда поёт его старый друг Шаляпин или играет Метнер, его трудно удержать дома. Он очень предан театру. В молодости он был большим почитателем Чехова, другом Московского Художественного театра. Я вспоминаю зрелище, которое мне пришлось однажды наблюдать в артистической после нью-йоркского концерта Рахманинова в Carnegie Hall. В углу комнаты стоял огромный сверкающий зеленовато-золотистым блеском лавровый венок, преподнесённый замечательному пианисту с сердечным пожеланием от Художественного театра. Актёры и актрисы величайшего в мире театра во главе со статным и красивым Станиславским плотно окружили Рахманинова. Некоторые мужчины целовали его, а он их — чисто по-русски. Они немногословно перебрасывались репликами. Затем на одну или две минуты воцарилась тишина. Московские актёры просто смотрели на великого московского музыканта, смотрели в благоговейном молчании. Такой преданности, такого постоянства, такой чисто детской искренности я никогда не видела прежде, даже на сцене Московского Художественного театра. Актёры превзошли самих себя. Потом они тихо, один за другим удалились, как послушные дети, огорчённые тем, что их оторвали от общей игры. Взгляд маэстро был прикован к ним, и он помахал последнему выходящему актёру, который оглянулся. Я в изумлении, затаив дыхание, наблюдала этот кусочек драмы жизни, и мне не стыдно признаться, что святость этой сцены тронула меня до слёз. По частому движению рахманиновских век я смогла заметить, что и глаза маэстро не остались сухими. Я никогда не забуду эту «одноактную пьесу» в исполнении Московского Художественного театра, в которой Рахманинов играл заглавную роль. Это было больше, чем пьеса, это было таинство, и я была вдвойне счастлива видеть великих русских актёров, воздающих таким удивительно торжественным образом дань великому русскому музыканту.


© senar.ru, 2006–2024  @