Н. Д. Скалон

1 сентября 1890 г.
[Москва]

Я себя с некоторого времени совершенно не узнаю; моя аккуратность идёт, положительно, крупными шагами вперёд. Я сегодня только получил ваше письмо, дорогой ментор, и нынче же отвечаю. Как же не верить после этого чудесам, которые совершаются даже в 19 столетии. Я отвечаю на все ваши вопросы.

Доехал я неблагополучно; мне кажется, что я простудился, когда на Бурнак ехал; в Грязях у меня была страшная головная боль и озноб; в Козлове у отца прожил один день; здесь я поправился немножко, но всё-таки отсюда поехал во втором классе, так что мог лежать — я и лежал всё время.

Приехал в Москву и отдал себя на растерзание глупой, но преданной Федосии; она меня закидала вопросами, как я не отнекивался — ничего не помогло. Заставила-таки меня рассказать про всех и про всё. Рассказывал я ей битых полчаса; наконец-то она ушла и, по этому судя, я увидел, что господь бог ещё не совсем оставил меня своею милостию. Я в ожидании завтрака пошёл к себе наверх; здесь я отдохнул и от Федосии, и от дороги.

После завтрака я попадаю на неожиданную встречу. Приезжает многими любимый и мною уважаемый дорогой и для некоторых бесценный Сергей Петрович Толбузин со своим товарищем. Я к нему вхожу; так как кроме меня в квартире никого не было, обязанность занимать дорогих гостей лежит, конечно, на мне. Ну как же мне занимать Сергея Петровича, как не «беленькой психопатушкой»... (Я сымаю шляпу и кланяюсь низко перед психопатушкой; прошу у неё прощения...) Действительно я врал немилосердно; к моему ещё большому удовольствию он не знал, кто я такой. Я провёл эти несколько минут прелестно.

Вторник и среду я напролёт сидел за балетом. В четверг я уже кончил первый акт, завтра начинаю писать второй. Вы меня, дорогой ментор, спрашиваете о фортепиано. У меня его ещё нет; завтра, наверно, привезут. Рояль у меня будет совсем новый, только что с фабрики. Вот, кажется, всё, что вы меня спрашивали. Теперь до вашего приезда остаётся только 3 недели; конца их буду ждать с нетерпением, а там увидимся и наговоримся.

Так как я не могу писать дорогой психопатушке, то прошу вас передать ей на словах, что приписку её получил со смирением и благоговением; читал с удивлением и восхищением; и следующей приписки жду с огромным нетерпением.

Наташе передайте, пожалуйста, что я очень люблю, когда меня на бумаге целуют.

Цукине Дмитриевне мой глубокий поклон.

Здесь я ставлю точку и скромно умолкаю.

С. Рахманинов