Н. Д. Скалон

Милая моя Татуша! В настоящую минуту сижу на станции «Чудово», куда попал из Новгорода, и где вот уже четвёртый час дожидаюсь скорого поезда. Ещё один час терпеть, и я в вагоне, наконец. В этот час хочу Вам написать несколько строчек. Не думайте, что я выбрал Вас своим собеседником только из-за тоски — совсем нет! Я чувствую и имею необходимость Вам написать.

В свой последний приезд я Вас обидел наверно тем, что не заехал к Вам, и вот об этой обиде я хочу поговорить с Вами и попросить у Вас прощения. Не приехать к Вам было моё заранее обдуманное намерение, несмотря на то, что я Вас очень хотел видеть и очень Вас люблю (честное слово). Но моя новая будущая родня поставила меня в тиски, настаивая на том, что если я буду у Вас, то я должен быть у всех, включая сюда и Спечинских, которых я мало уважаю и у которых вряд ли когда буду. Впрочем, не говоря уже о моём уважении к тому или другому дому, я презираю визиты вообще, а визиты в качестве жениха, в частности. Я находил вышеприведённое мнение моей новой родни неправильным и указывал им на то хотя бы, что я Вас очень люблю, а Спечинских, например, совсем не люблю; что Вы и Ваши родители ко мне всегда хорошо относились и сделали мне массу добра, а Спечинские, например, мне ни черта не сделали, если не считать того, что ругали меня на всех перекрёстках, — я приводил много ещё доказательств в этом роде, но, в конце концов, как и всегда, оказался тряпкой и к Вам не приехал.

Простите меня! И начните в свою очередь ругать мою женину родню, потому что не меня же ругать, а, кроме их, больше некого, тем более, что выругать кого-нибудь за этот поступок нужно. Вот я Вам и даю адрес, по которому Вам нужно направиться. Попросите за меня извинения и у Ваших мамы и папы. Я боюсь, что и они на меня рассердились. Вы-то наверно. Заключаю это потому, что Вы не были вчера на концерте, когда я играл свою Сонату. Хотя, может быть, Вы не пришли потому, что я не прислал Вам билета. Но ей-богу же, я об этом думал, и если не послал Вам его, то только потому, что позабыл номер Вашего дома. Вот и сейчас принуждён везти это письмо в Москву, чтобы справиться в своей адресной книжке, какой это номер.

Наконец, извините меня за карандаш и за бумагу (другой в Чудове не нашлось), на которой обыкновенно пишутся протоколы. В данном случае она послужила для моей защитительной речи. Я надеюсь, что теперь Вы не сердитесь на меня и всё уже мне простили. Так и должно быть, иначе я на Вас способен сам рассердиться!

В конце этого месяца я имею неосторожность жениться. Жду от Вас непременно какого-нибудь подарка, получше и подороже, какой подобает Вам мне подарить. Вас лично не жду! Ради бога, умоляю Вас, не приезжайте. Чем меньше будет народу, тем лучше. Это я Вам серьёзно говорю. Что же касается подарка, какого там надумаете, то его можно, пожалуй, прислать и к самому дню свадьбы...

Я ужасно устал, Татуша! Не от дороги сегодняшней, не от письма, а от всей зимы, и не знаю, когда мне можно будет отдохнуть. По приезде в Москву нужно несколько дней повозиться с попами, а там сейчас же уехать в деревню, что ли, чтобы до свадьбы написать по крайней мере 12 романсов, чтобы было на что попам заплатить и за границу ехать. А отдых и тогда не придёт, потому что и летом я должен, не покладая рук, писать, писать и писать, чтобы не прогореть. А я, как Вам и сказал, уже и сейчас ужасно устал, и намучился, и ослаб. Не знаю уж, что дальше будет!

Прощайте, Татуша! Итак, резюме моего письма: простите мне и пришлите мне подарок, и пожалейте меня.

Ваш С. Рахманинов