Н. С. Морозову
[им. Ивановка, Тамбовской губ.]
Милый друг Никита Семёнович, давно тебе не писал и до сегодняшнего дня всё собирался. Начну с того, что все у нас здоровы, слава богу. Я немножко поболел только (была ангина. Три дня лежал и сегодня только встал), но это такой пустяк, о котором не стоило бы упоминать, конечно. Ивановка, и мне, и моим, по-прежнему нравится нам, и я продолжаю до сих пор ещё изредка сожалеть, что я потерял столько времени в Италии.
Занятия мои... с ними похуже. Приехав сюда 16-го июля и погуляв около недели, я начал пробовать заниматься, но всегда, к сожалению, видел, что голова моя находится в плачевном состоянии. Тогда, прокопавшись так около недели, я решил весь август пожертвовать на какие-нибудь мелкие вещи и писать их и отделывать, несмотря на их достоинства. Так я и сделал. Пишу теперь мелочь и нахожу уже, что моя голова делает, хотя медленные, но всё-таки успехи. Мы собираемся переехать в Москву около 15-го сентября, и до этого срока я хочу себя держать на таком сорте сочинения, а потом уже приняться за что-нибудь другое. Хочу ещё прибавить, что занимаюсь усидчиво и аккуратно, что ещё более убеждает меня, как мне тяжело сейчас всё даётся.
Теперь дальнейшие новости. Начну с секрета. Б. П. Юргенсон написал мне письмо, в котором описывает плачевное состояние Музыкального Общества и говорит далее, что и «концертный вопрос в этом сезоне висит в воздухе, о чём считает меня долгом предупредить!» На это письмо я написал, что после подобного заявления считаю себя вправе не быть связанным данным обещанием и беру своё согласие дирижировать концертами обратно. Теперь события начинают идти с головокружительной быстротой, так что ты не пугайся, пожалуйста. Ещё до отказа Юргенсону я подал в отставку в двух институтах. Мне остаётся теперь отказаться только от Русских Симфонических и тогда у меня ничего не останется ни за душой, ни за карманом, ни в самом кармане. Гол, как сокол. Из такого положения один только выход: писать. Но так как писать и работать в наступающем сезоне в Москве вряд ли будет удобно и покойно, то отсюда вытекает также только один вывод: не уехать ли на всю зиму за границу? Поговорил со своими. Подумали и решили, что это не совсем уж дурно, если поехать жить, например, в Лейпциг или Дрезден. Средства для этого могут быть отысканы с помощью именно той мелочи поганой, которой я сейчас занимаюсь. Верно, что я скучаю за границей: но Лейпциг, город интересный крайне в смысле хорошей музыки, во-первых, а во-вторых, жить в Москве, не имея уверенности, что сможешь заниматься, тоже нехорошо. А посему, мы пока решили уехать, о чём я тебе и сообщаю. Я старался подвести финал как можно менее неожиданно. Не знаю, удалось ли мне это?
Напиши... Как Вы поживаете все? Здоровы ли твои дамы? Что у Вас нового в Консерватории? И об этом напиши.
Наташа Вам всем кланяется и просит узнать, получила ли Вера Александровна её письмо, которое она несколько времени назад отправила.
До свиданья. Всего хорошего.
Твой С. Р.
Письмо это пойдёт на почту только послезавтра, вероятно.