Н. С. Морозову

[29 января]/11 февраля 1907 г.
[Дрезден]

Милый друг Никита Семёнович, давно собираюсь тебе писать, но разные дела, главным образом корректуры, меня совсем одолели. Последние 12 дней проглядывал голоса моих опер. Это надо было сделать вообще, но в такой короткий срок я должен был сделать ради А. Зилоти, который их исполняет у себя в концертах (2 картины). Перед ними корректуры Трио и романсов. Надо ещё сказать, что мои глаза совсем испортились («Мартышка в старости слаба глазами стала»). При усиленном писании или чтении глаза затуманиваются и голова сильно болит. Не помню, писал ли я тебе, что я уже в очках, по совету доктора. У этого доктора был уже 3 раза и пойду опять. Вообще я как-то расклеиваться стал. То здесь болит, то там. Большею частью и сплю скверно. Ввиду корректуры вот уже две недели — как я не занимаюсь совсем своей личной работой. Пожалуй, это ещё и не плохо, так как на меня напало две недели назад моё, часто меня посещающее во время работы, настроение тоски, апатии и отвращения к сделанному в работе, а значит, и ко всему кругом. Завтра опять приступлю к работе, но пока от этой мысли в восторг не прихожу. Посмотрю, что дальше будет!

От Слонова недавно узнал, что он где-то читал в газете, что я кончил Симфонию. Так как про это и ты, может быть, слыхал что-нибудь — то я хочу тебе сказать на эту тему несколько слов. Уже месяц назад, даже более, я, действительно, кончил Симфонию, но надо к этому прибавить необходимое слово: вчерне. Не сообщал об этом «миру», так как хотел её раньше вчистую окончить.

Пока я собирался её в «чистую» налаживать — она мне жестоко надоела и опротивела. Тогда я её бросил и взялся за другое. Так бы «мир» и не узнал до поры, до времени, о моей работе — если бы не Зилоти, который приехал ко мне сюда и начал из меня вытягивать всё, что у меня есть и что будет. Я ему сказал, что у меня «будет» Симфония. Таким образом я получил уже приглашение её дирижировать у него в будущем сезоне и... весть о Симфонии полетела по всему свету. Лично я тебе могу сказать, что я ею недоволен, но что она всё-таки «будет» действительно не раньше чем осенью, так как начну её инструментовать летом только.

Продолжая на ту же тему о моих сочинениях, я очень прошу тебя продолжать искать мне какую-нибудь программу для оркестровой поэмы. Присланные тобой меня удовлетворяют, но не совсем. Очень меня обяжешь, если будешь изредка об этом думать. Может быть, и нападёшь на что-нибудь подходящее.

Теперь о наших семейных делах. У нас уже решено, если в России будет покойно, ехать на всё лето в Ивановку. Даже день отъезда назначен. Наташа выезжает отсюда 10-го мая н/ст в Москву, а я в Париж, вероятно, где у меня есть один концерт, который мне мало улыбается. О нём как-нибудь после. Я задержусь с ним дней десять, потом также приеду в Москву и в Ивановку. На этот год наша летняя жизнь не будет так покойна, как обыкновенно. Наташа беременна, и ей родить в июне. Где это будет происходить — ещё не решено. Но во всяком случае одно очевидно, что возни и хлопот и беспокойств предстоит много.

Осенью собираемся пока приехать сюда обратно, но уже самшесть. Я очень рад иметь ещё ребёнка, но лишь бы эта процедура окаянная прошла бы благополучно и скоро. Да и ещё, чтоб будущий ребёнок не был бы похож на теперешнюю Ирину, а то двух таких не выдержишь. Ирина — разбойник и большая каналья. Родителям, очевидно, придётся много слёз пролить...

Был я недавно в Лейпциге (второй раз). Утром был на дирижёрском уроке у Никиша в консерватории. Было очень скучно, хотя меня очень интересовал этот урок. Видел трёх дирижирующих учеников. Бедный Никиш! Всех их трёх, по-моему, надлежит отправить к Столыпину, чтобы он их по законам военного положения повесил бы за их преступные мысли о дирижёрстве. Один ученик, дурак и нахал, который после замечания Никиша, что это место надо дирижировать на шесть (кстати, 5-ая симфония Чайковского), позволил себе противоречить ему и начал доказывать, что это и на два выйдет. И стал тут же и дирижировать на два. Конечно, у осла ничего и не вышло. Один из учеников ещё приличнее.

Днём я был в литографии Брейткопфа, и осмотрел всю нотопечатню от начала до конца. Пробыл там два часа. Это было очень интересно. Но венцом всего был концерт Гевандхауза вечером. Никиш был необычайно в духе и в ударе. Программа только из двух симфоний, без солиста. 1-ая Брамса, 6-ая Чайковского. Понимаешь, это было в полном смысле слова гениально. Дальше этого идти нельзя, публика устроила бешеную овацию. Говорят, уже несколько лет ничего подобного по приёму не было. Кстати, и в этот раз, когда Никиш пришёл, хлопал только один человек, да и то это я был.

До свиданья. Всего тебе хорошего. Кланяюсь твоим. Пиши мне.

Твой С. Р.

Распорядился сегодня, чтоб тебе прислали из магазина мои романсы и Трио, когда они будут готовы.