Н. С. Морозову

Милый друг Никита Семёнович, получил твоё письмо третьего дня и, конечно, понимаю, почему ты мне не писал. Мне ужасно жалко Веру Александровну. Только у какого же ты был доктора такого, который таким неучем оказался. Я на всякий случай рекомендую тебе великолепного доктора (очень симпатичного), который два года назад вытащил с края могилы моего дядю, когда у него было заражение крови от карбункула. Это главный доктор Сокольнической больницы — хирург Степан Павлович Галицкий. Платить ему 5 рублей за визит. Приедет он сам за эту цену. Что движение руки восстановится вполне и при неправильном сращении, я верю и знаю даже примеры. Это Григорий Львович Грауэрман. У него правая рука сломана и неправильно срослась. Никаких следов не ощущает. Вот только сколько времени протянется, пока свободные движения явятся...

Передай Вере Александровне мой поклон и мои пожелания ей скорей поправиться.

Вот уже четыре дня, как я ничего не делаю. К нам приехали сюда дядя, тётя, Володя и Григорий Львович. Уезжают они послезавтра, и как ни рад я был им и есть, — но всё-таки хорошо, что они уезжают, так как мне пора заниматься, иначе я не поспею кончить Симфонию. Я остановился приблизительно на середине 4-ой части. Чтобы поспеть с перепиской, мне можно ещё 12 дней ею заниматься. Это крайний срок; и срок этот маленький. Таким образом, писалось это приблизительно так: 1-я часть — три месяца, 2-я часть — 3½ недели, 3-я часть — 2 недели. Финал около 4 недель. Или, три последние части — 2 месяца, а первая — три. Надо прибавить ещё, что первая часть писалась в России.

Теперь мне надо прибавлять игры. Скоро играть в Берлине. А в конце нашего января уезжаю в Варшаву, Петербург и Москву, куда приеду 29 января вашего.

До свиданья. Писать не дают, но все тебе кланяются. Милой Веруньке кланяйся.

Твой С. Р.

Сегодня будем пить ананасный пунш за обедом в честь Нового года.