H. С. Морозову

Милый друг Никита Семёнович, вчера получил твоё второе письмо и вчера же, после одной недели каторжной работы, кончил корректуру Симфонии. Завтра отправляю всё в Москву. Хочу с тобой поговорить только относительно четырёхручного переложения. Ты пишешь, что мог бы сделать сам. Я, конечно, отлично знаю, что ты мог бы сделать великолепное переложение и против этого могу привести только те же мотивы, что и ты сам, т. е. что ты оторвёшься от своей собственной работы. Между тем, эта Симфония отнимет, мне кажется, больше двух месяцев. Когда я перекладывал 6-ую Симфонию Глазунова, я просидел 2 месяца, а моя Симфония длиннее той. Из двух тобой названных кандидатов я вычёркиваю Ярошевского и соглашаюсь на Протопопова. Только где его адрес? Можешь ли ты ему написать сейчас же об этом? Или мне пришлёшь его адрес. Было бы скорее, если бы ты сейчас же сам написал. Условия — 200 рублей. Такой же точно гонорар я получил за Симфонию Глазунова. Подумай, пожалуйста, об этом и сообразно с решением действуй. И действуй решительно. Недели через две к Гутхейль придёт обратно исправленный оттиск партитуры, которую вручат тому, кто будет переложение делать. Ещё вот что: если остановишься на Протопопове, то предупреди, что я прошу это сделать как можно быстрее. (Конечно, я напишу Протопопову дополнительное письмо, по получении от тебя его адреса.) Скажем, те же 2 месяца. Согласится ли он ещё?!

Теперь я могу и за свою работу взяться. Как и подобает моей голове, я не нахожу в ней пока ничего пригодного для писания. А потому мне предстоит опять трудный период налаживания себя на композиторский лад. Опять пойдёт мучение! Фортепианная соната моя давно уже вышла из печати. Отвечаю тебе это на твой вопрос.

В заключение про погоду. Вот уже пять целых дней, что у нас нет дождя. Мы немного отсохли и отогрелись. Нехорошо только то, что дождь непременно пойдёт не сегодня, так завтра. Барометр и небо — налево! Дети мои здоровы. Тане 21-го июня минул год. По-прежнему не ходит, не ползает, не говорит (Только «бу» на все лады!). Всё у неё ушло в жир. До того жирна, что и слов нет.

Кланяюсь Вере Александровне, Вере Никитичне и тебе.

Твой С. Р.