А. Б. Гольденвейзеру

Милый друг Александр Борисович!

Мы уже в Москве, на «зимних квартирах». Лето прошло и прошло для меня скверно. Я много занимался до 15-го июня, но работа всё время не клеилась, не удовлетворяла и, к сказанному сроку, довела меня до той точки, когда я ни с работой, ни с собой совладать уже не мог, а посему я бросил заниматься. После долго не удовлетворяющей работы эта точка меня всегда настигает... Время стало проходить в том, что я читал, гулял, брюзжал и предавался тоске. Ездил «в гости» к Саше Зилоти, где прожил и развлекался целую неделю. Такой разумной жизнью жил до 15-го июля, когда опять взялся за работу. На этот раз дело пошло как будто на лад, но зато кругом стало неблагополучно. Тяжёлые известия с войны, беспокойство за неудачный выбор местожительства, новый призыв для переосвидетельствования и т. д. — всё это не давало сосредоточиться на работе. И вот я решил бежать в Москву, надеясь на что-то лучшее для себя.

Сюда мы приехали 6-го. Пробую начинать опять заниматься.

Третьего дня, когда известия были особенно неутешительны, меня потащили в Симфонический концерт, куда идти я очень не хотел, но где прослушанные сочинения Чайковского, Корсакова и Глазунова вдохнули в меня жизнь.

Мои «скорбевшие черты» прояснились, и я воочию увидел, что натура моя, по преимуществу, музыкальная, и что курс лечения музыкой, «лучами музыки» мне может быть смело прописан...

Через несколько дней уезжаю в Тамбов на переосвидетельствование. Если меня заберут, то мне обеспечено почти место регента в архиерейский хор или дирижёра в городской сад в Тамбове. И это неплохо...

До свиданья. Кланяюсь тебе, Анне Алексеевне и Метнерам.

С. Рахманинов