Моя первая личная встреча с С. В. Рахманиновым произошла 5 октября 1940 года. Видала я Сергея Васильевича раньше всего только один раз на каком-то благотворительном концерте, издали, сидящим. И никогда мне не приходило в голову, что мне придётся его видеть не издали, а совсем близко и ежедневно, и ежечасно, и не только видеть, но и говорить с ним и служить ему.

Поступила я на службу к Рахманиновым в отсутствие Сергея Васильевича, и встреча с ним меня волновала и пугала, так как мои друзья, видавшие Сергея Васильевича, так же, как и я, однажды и издали, говорили мне, что это угрюмый, нелюдимый, суровый человек, которому трудно будет угодить, а после даже завидовали мне! Один русский художник сказал мне как-то: «Счастливая вы, так как вы можете слушать игру Сергея Васильевича каждый день, пусть даже это будут упражнения, а вот я даже на его концерт не всегда могу достать билет».

А уж совсем я пала духом, это когда перед поступлением на службу имела разговор с Натальей Александровной, женой Сергея Васильевича, и она мне сказала: «О себе я не беспокоюсь, а вот Сергей Васильевич капризный и в еде разборчив. Работает он очень много, и ему необходимо хорошо питаться, а потому ему нужно угодить». Тут уж я решила, что мне никак не удержаться в их доме.

Сергей Васильевич был ещё на даче, и я каждый день молила бога оттянуть его приезд ещё на денёчек.

И вот днём 5 октября приезжает Сергей Васильевич, неожиданно, когда дома была я одна, и увидала я его перед собою действительно таким, каким я представляла себе по описанию моих друзей. Но когда я услышала его голос, спокойный, как будто слегка уставший, у меня все страхи прошли. Скажу правду, что за всю свою жизнь я ещё не встречала человека, у которого бы внешний образ так не соответствовал его внутренним качествам.

У этого человека, на вид угрюмого, как будто бы никогда не улыбающегося, столько было здорового юмора, столько метких и остроумных замечаний, что я иногда, работая в соседней комнате, с трудом сдерживалась, чтобы громко не рассмеяться, слыша какое-либо его замечание. А слышать и видеть мне приходилось Сергея Васильевича добрых полдня в течение нескольких лет. Тогда я и подумала, вот как можно ошибиться в человеке, если судить о нём только по виду.

Одно время мы все были обеспокоены состоянием здоровья Сергея Васильевича и решили с Натальей Александровной давать ему кофе без кофеина, так как Сергей Васильевич любил кофе и иногда злоупотреблял им. Сварила я кофе, скажу по правде, очень старалась, принесла Сергею Васильевичу. Все сидели за столом, кроме Натальи Александровны, говорившей в это время по телефону. Не успела я выйти за дверь, как слышу, Сергей Васильевич говорит мне с такой жалобой и обидой в голосе:

— Галина Николаевна, да за что же вы меня обижаете? Что же я вам плохого сделал? Ну, что за гадость вы мне принесли? Дайте мне настоящего кофе.

Я вношу кофе, за столом уже сидела Наталья Александровна и спрашивает Сергея Васильевича:

— Ну, что же, выпил кофе? Понравилось?

Сергей Васильевич спокойно так отвечает:

— Как же, выпил. Очень понравилось! Надо же придумать такой напиток.

Тогда Наталья Александровна удивлённо спрашивает:

— Кому же этот кофе?

А Сергей Васильевич отвечает:

— Мне, вот пить буду. Одна чашка для здоровья, а другая для удовольствия. [Bнимaниe! Этoт тeкcт с cайтa sеnаr.ru]

Любил Сергей Васильевич и покушать. Не так много покушать — аппетит у него был очень умеренный, — а любил, чтобы на столе много разнообразной еды было. И каждый раз перед завтраком или обедом, входя в столовую, окидывал взглядом стол и с удовольствием в голосе говорил своим баском:

— Фу ты, еды-то пропасть какая.

Очень любил Сергей Васильевич пилав — кушанье из баранины и риса. Когда я подавала ему как-то это блюдо, Сергей Васильевич спрашивает меня:

— А жильцам своим вы даёте это кушанье? Поди уж, как они объедаются.

Остался в памяти такой ещё случай. Должен был прийти фотограф и Сергей Васильевич за три дня до его прихода бурчал и высказывал неудовольствие по этому поводу.

— Да для чего это нужно, да нужно ли это и нельзя ли отложить?

Этот день подошёл, фотографа ожидали, но он по какой-то причине, не помню какой, запоздал. Сергей Васильевич страшно был доволен. На лице у него просто радость школьника, которому повезло, что не надо отвечать урок. Сергей Васильевич скоренько, на ходу надевая пальто, на кухне через окошечко глянул в гостиную: не появился ли фотограф — и через чёрный ход ушёл.

— Если явится фотограф, скажите, что ждал и не дождался.

Помнится мне ещё, как трогало меня внимание Сергея Васильевича. Я не раз говорила своим детям: вот вы свои, а никогда не спросите меня, устала ли я, успела ли поесть. А если Сергей Васильевич видел, что я на службу пришла раньше обыкновенного, всегда спрашивал:

— Галина Николаевна, а что-то вы рано сегодня? А кофе вы пили дома?

Почти каждый день справлялся: здоровы ли мои дети? Живут ли у меня жильцы мои? Всё ли благополучно? Ведь вот, казалось бы, такому большому, с мировой известностью человеку, с его большими делами и заботами до того ли, чтобы ещё беспокоиться обо мне, о моих детях и о моих маленьких делах. И столько при этом проявлялось душевной простоты и столько ко всем окружающим его людям, своим и чужим, доброты и чуткости!

Много я могла бы ещё рассказать эпизодов из жизни Сергея Васильевича, Но разве можно в точности передать всё на бумаге? Это надо слышать и видеть, чтобы понять и оценить, ведь ни голоса, ни интонации, ни юмора, а иногда и иронии не передашь так, как это должно воспринять.