Н. Д. Скалон

Прошу извинения, дорогая Наталья Дмитриевна, за то, что я позабыл вам прислать ноты с Надеждой Николаевной. Мне кажется, что совершенно лишнее повторять о том, что я ужасно растерянный, рассеянный и растеряха; вы это сами уже давно знаете. Между тем и не стоило, в сущности, посылать вам оперу, потому что в какие-нибудь три дня вы ничего не рассмотрите. Я вам лучше дам в Крым, там вы и поиграете. Насчёт вашей сюиты то же самое могу сказать, что не стоит её писать, тем более, что после своей оркестровой сюиты я начал сейчас же писать вещь для двух фортепиано, которую хочу сыграть в понедельник или во вторник с Сашей.

Насчёт оркестровой сюиты моё дело не выгорело, её не будут играть, потому что это написано для полного симфонического оркестра, а у нас в консерватории и инструментов таких, каких мне требуется, не найдётся. Так что это останется до будущего года, там я хочу сам устроить свой концерт, тогда и сыграю её. Теперь я её отдал Чайковскому посмотреть; ему я беспрекословно всё поверю. Ваш вальс очень понравился Аренскому. Хоровую мою вещь будут исполнять в феврале в ученическом концерте, буду сам дирижировать. По правде сказать, ужасно не хочется с такою мерзостью выступать, не люблю я этой вещи. Было бы бессовестно ещё что-нибудь писать про себя, поэтому перейду к разговору о Вашем Превосходительстве. Я вас приеду обязательно встречать. Вы мне всё-таки напишите ещё одно письмо из Петербурга, да кстати, напишите о том, останетесь ли вы хоть на день в Москве. Хотел бы вас подольше повидать и поговорить с вами о Конной Гвардии и послушать ваших свежих новостей из Петербурга. Вы бы мне, между прочим, рассказали о Брикушке, потом о Психопатушке, потом о беленькой, потом о Вере Дмитриевне. Ужасно мне интересно послушать об этом. Кстати, попросите извинения у Людмилы Дмитриевны за то, что я назвал её худенькою; это неправда, скажите ей лучше, что она не худенькая и очень хорошая.

Прощайте, дорогая Тата, мне спать хочется.

С. Рахманинов