Н. С. Морозову

По-нашему 22 июня, а по-вашему, кажется, 5.

Был очень рад получить твоё письмо, милый друг Никита Семёнович, и не только не сержусь на твои «увещания», как ты говоришь, а очень я за них тебе благодарен. Всё это на меня действует всегда подбодряющим образом. Прожил здесь ещё дней десять, после моего первого письма к тебе, а я продолжаю выражать сожаление, что не с тобой поехал. Такой домашний режим, какой здесь существует, не для меня, и не по моим привычкам. Несомненно, я сделал ошибку! Хотя комната у меня отдельная, но около неё бывает иногда такой крик и шум, что это только в таком доме, как наш, можно встретить. Самого «Генерала Хераскова» нет ещё здесь. До сих пор не приехал. Застрял в Париже, где усиленно занимается, кажется, женским вопросом. В сведущих кругах поговаривают, что вряд ли «Генерал» разрешит этот вопрос скоро, ввиду его сложности, во-первых, а во-вторых, ввиду того, что он поставлен в Париже, где этим вопросом наиболее всех иных интересуются. Постреливает оттуда редкими телеграммами, в которых о своём приезде говорит как-то неопределённо. С его приездом мне будет, конечно, веселее... К тебе сейчас решил не ехать. Хочу продолжать аккуратно заниматься. А тебя прошу мне хоть изредка писать, в особенности из Парижа, куда ты, кажется, скоро поедешь. Сообщи оттуда также и адрес твой, на всякий случай. Может быть, и я к тебе туда приеду, тем более если и «Херасков» там.

Благодарю тебя за присылку карточки с видом, глядя на который, я могу утвердительно сказать, что у вас там гораздо красивее, чем у нас.

До свиданья!

Твой С. Рахманинов

P. S. В художественном (русском) отделе, на Парижской выставке стоит картина молодого художника Малявина. Называется она что-то вроде «Смеющейся бабы». В Крыму мне её расхваливали ужасно. Обрати, пожалуйста, на неё внимание, и сообщи о своём впечатлении.