Н. Д. Скалон

Я, вообще, не могу похвалиться хорошей памятью. В данном случае моя память изменила себе и удивила меня. Если вы припомните, дорогая Наталья Дмитриевна, то мы жили с вами вместе прошлое лето. И вот теперь-то я и не могу надивиться своей памятью. Каждое местечко мне что-нибудь напоминает; напоминает какой-нибудь факт, какой-нибудь случай, какое-нибудь обстоятельство из счастливого, и с вами вместе прожитого, лета. Был я, дня два тому назад, в церкви. Узнал попадью, с двумя дочками, которые стоят на том же самом месте и коврике, на котором и в прошлом году стояли. И тогда, и теперь мне эта попадья с боку напоминает старую крысу...

На клиросе стоят три барышни-куропатки Сатины; и вот моя память начинает показывать мне прежние картины. Вспоминаю я, что когда-то, на этом самом месте, стояли три милые, хорошие барышни, а сзади них стоял психопат, скверный, странствующий музыкант и всё мешал, прерывал их набожную молитву своими неподходящими и глупыми разговорами. По правде сказать, я не молился и не мог молиться. У меня фантазия богаче, шире памяти, и я, бог знает, куда на ней улетел...

Сама церковь осталась почти без изменения. Только крест сломался и принагнулся; он поник головой — вероятно, тоже скучает о сёстрах Скалон. Всё осталось то же самое и внутри церкви: и священник, и диакон, и староста... Вообще здесь осталось всё то, что меня не интересует, а того, что меня интересует, здесь нету и не может быть.

Живу я здесь во флигеле, здесь же рояль будет (завтра привезут). Саша играет в той же комнате, в которой и в прошлом году играл. И здесь — без перемен.

В Ивановке мне живётся не очень скучно, не очень весело. Мне здесь есть хорошая компания в лице одного человека, который полдня занимается. Всё же это время у меня, за неимением рояля, не было никаких занятий, и я попросту скучал, и скучал сильно (полдня).

Я не поехал к своим родным, хотя они меня звали, и не поехал потому, оттого что мне кажется, что они меня не любят (кроме отца, который там не живёт). Родные, хотя меня и звали, но мне кажется, что это только для приличия... Конечно, у меня будет меньше скуки, когда приедет рояль, и когда я начну заниматься.

Вы меня в вашем письме спрашиваете о Саше и обо мне, насчёт наших консерваторских дел. Саша вышел из консерватории. Я остался. По фортепианному классу буду брать у Саши частные уроки. Кончаю через год. Саша вышел из консерватории только в том случае, если Сафонов останется у нас. Если же он уйдёт из директоров, то Саша взойдёт в число профессоров, и всё будет по-прежнему. Вы мне пишете, что уехали на шесть месяцев за границу. Значит, по моим расчётам, вы вернётесь к декабрю в Петербург. Этому я очень рад. Потому что я думаю опять попасть в Петербург зимой, конечно, тогда, когда вы уже вернётесь, и посмотреть вас, и себя вам напомнить. Лишь бы вы не прожили за границей больше шести месяцев. Это наверно — или нет?

Как здоровье Брикушки? Идёт ли ей в пользу пребывание у басурман? Вспоминает ли она про нас грешных? Ведь этим летом Брикуше минет 16 лет (кажется, 19-го августа; напишите, правда или нет?). Она уже совсем большая барышня. После дня её рождения я не чувствую такой смелости называть её Брикушкой и поэтому тогда зову её «Ваше Превосходительство, Вера Дмитриевна». Приедет она в Петербург. Пойдут тут разные гусары, кавалергарды, бароны, князья, всякая дрянь, и Брикушка будет над ними, над всеми возвышаться (не над дрянью) и будет парить где-нибудь высоко, высоко; а откуда-нибудь из преисподней будет ей кланяться и снимать шапку С. Рахманинов.

Цукине Дмитриевне мой поклон и всякие пожелания.

Дорогая Тата, не пишите, пожалуйста, «вы» большой буквой. Просишь, просишь, а вы на своём. Тата-ба.

С. Р.