Н. С. Морозову

5-е письмо.

Благодарю тебя, милый друг Никита Семёнович, за твои быстрые, энергичные действия. Я ничего ещё не получил до сих пор от Свободина, что даёт мне возможность с полным правом отказаться от его работы, если таковая всё-таки придёт. Хочу думать, что Слонов не хуже сделает, а кроме того, он аккуратный, и гораздо более для меня симпатичный, а посему дело с ним иметь для меня приятнее. Согласен с тобой также относительно размера и рифмы стихов. Надеюсь, что Слонов мне скоро что-нибудь и пришлёт и сообщит свой адрес, которого я не помню, тогда я отстану от тебя с разными поручениями. Мне хочется только, чтоб ты предупредил бы Слонова о том, чтоб он не был скуп на слова. Нет ничего досаднее, когда не хватает слов. В противном же случае — их легко сократить самому.

Живём мы тихо и приятно. Мне здесь пока нравится. Боюсь только наступления сезона, когда здесь всё переполнится и когда тишина исчезнет. Чувствую я себя недурно! Что же касается моей головы, то она всё-таки пустая пока, и мне остаётся надеяться только на текст, который, может быть, что-нибудь и вытащит из моей головы. На днях написал письмо в Дирекцию императорских театров с просьбой отсрочить мой решительный ответ ещё на месяц, а так как очень возможно, что, по прошествии этого срока, я не буду в состоянии подписать контракт, то прошу их озаботиться всё-таки приисканием мне заместителя. Такое же письмо отправил в вашу Дирекцию, относительно симфонических концертов... Тяжело сочинять после такой длинной паузы! И ещё хочу сказать, что очень это меня смущает во всех смыслах: и в смысле личного самочувствия, а также и в смысле решения всех моих будущих планов. С Америкой, похоже, ничего не выйдет. Они меня хотят прижать, кажется. Я же им поставил ультиматум и назначил месячный срок. Кстати, Америка мне непременно нужна, если я отказываюсь от всего московского (откуда ты получил известие, что Сафонов приглашён на три года дирижировать Филармоническими концертами). Вот это всё вместе меня и смущает. Без чего-нибудь одного я прожить не могу. Что же оставить? За Америку я оттого держусь, что она, давая мне большую сумму денег, отнимает только два месяца. А если там надуют, и если я ничего не напишу? Вот и начинаются мои вечные припевы...

Отчего ты мне не пишешь ничего о себе? Меня, право, это очень интересует, а ты точно воды взял в рот! Напиши мне!

Получаю здесь две газеты: «Новое время» и «Русские ведомости» и на каждый звонок бегаю сам отворять, думая что это почта. Я пока ещё знаю только о торжестве открытия Думы. Речь Петрункевича мне показалась неудачною. Первая речь, в первом заседании, при открытии первого русского парламента и речь на такую тему ещё — могла бы быть более полной, более освещённой со всех сторон, а значит более убедительной. И что же сделали в ответ на неё члены Думы? Похлопали только. А где же какое-нибудь решение и постановление? Придётся, значит, опять затрагивать этот вопрос. И это будет лучшим доказательством того, что в первый раз вопрос был затронут неудачно, а главное безрезультатно. Не понравился мне также инцидент Муромцева с приставами. Тоже, как будто, ни к чему! Мы с тобой Свободина выгнали более мотивированно! До свиданья. Всего тебе хорошего! Пиши мне.

Твой С. Р.