Н. Д. Скалон

Как приятно после тяжёлой работы, которая у меня была в продолжение всех последних дней, получить письма, да не такие, какие я привык обыкновенно получать и от которых у меня голова болит, — нет, а письма от сестёр Скалон. Видно, всевышний не совсем оставил меня своею милостью, и с нами, пока ещё, бог. Я ждал их всё 29-е число, т. е. через два дня после вашего отъезда, но так и прождал напрасно; они пришли в воскресенье. Я после этих писем 2 часа, по крайней мере, не мог заниматься.

Как я ожидал, так и вышло. После вашего отъезда «Манфред» пошёл как нельзя лучше. В два вечера первая часть была сочинена, в следующие два дня она была написана и на третий день была играна, конечно, мною. Вот вам итог моего жития и деяния за последние дни. Как видите, разнообразия не обобраться. Квартет мой не играли, к Третьяковым я опять не пошёл давать урок, в хоровом обществе не начал ещё. Я послал всем письма о моей болезни. В эти дни после вашего отъезда я ничего не мог делать, кроме писания «Манфреда»...

Я сейчас перечёл своё письмо, оно всё почти наполнено мною, извините меня, пожалуйста, за это. Есть воля ваша, по-моему, это даже нахальство. Помилуйте, моё письмо также наполнено мною, как ваш дом (если позволите так выразиться) наполнен баронами. В вашем письме целая страница посвящена господам баронам; я, читая эту страницу, почувствовал своё полнейшее ничтожество. Вы пишете: «Сегодня у нас такой-то барон был, какой-то барон и ещё такой-то барон». По-моему, у вас в доме просто наводнение какое-то баронов. После этого извольте ехать в Петербург. Да меня раздавят там господа бароны... Ну да, впрочем, с нами бог. Есть воля ваша... а я у вас ничего не украл, дорогая Тата-пай!!

С. Рахманинов