Н. Д. Скалон

Прежде всего благодарю вас всех за карточку, которую вы мне прислали. Мой скверный романс (говорю чистосердечно, он мне не нравится) не стоит вашей хорошей фотографии. Я был очень доволен, получивши её, очень польщён и очень тронут. Вы, милая Тата, и ваши сёстры, вы очень хорошие. Вы сдерживаете ваши обещания. Жму вам крепко за это руку.

Я себя чувствую лучше теперь; теперь мне кажется, что я совсем выздоровел. Я в хорошем настроении духа, что для меня самое лучшее. Мне кажется, что много способствует моему бодрому состоянию то обстоятельство, что я часто и подолгу гуляю последнее время. Иногда я гуляю от безденежья, иногда просто из желания погулять. Захожу очень часто к тёте, это самый мой любимый дом теперь в Москве. Подолгу сижу у неё и нахожусь у неё в доме в состоянии блаженном и невменяемом; готов возиться, шалить, драться, безобразничать, — и ничто меня не может угомонить тогда.

После того как окончу ваше письмо, сажусь сейчас же за новую работу: начну инструментовать свою новую, недавно оконченную мною вещь, которую посвящаю дорогому своему профессору А. С. Аренскому. Работой над этой вещью я буду занят вплоть до рождества. На рождество рвусь или по крайней мере хочу рваться в Конную Гвардию. Доктора говорят, что мне нужно предпринять курс лечения. Говорят, что мне нужно ехать в Италию или в Конную Гвардию. Они ждут от первого или второго моего путешествия благотворного влияния на моё здоровье. — И они не ошибаются.

Мне кажется серьёзно, что в Петербург на рождество я, по всем вероятиям, попаду.

Просите от меня извинения у милой, доброй, хорошей Веры Дмитриевны за то, что в последнем моём письме я был так невежлив и не послал ей даже поклона и привета.

Цукине Дмитриевне мои пожелания всего хорошего.

Вам же, Тата, большое спасибо за последнее письмо, которое я получил сегодня.

Рахманинов