В. Д., Л. Д. и Н. Д. Скалон

Милые, хорошие барышни! Очень долго вам не писал. Очень виноват перед вами. Очень сожалею также, что с вами не увижусь скоро. Я уезжаю в Киев в середине октября. Чисел не знаю, это ещё неизвестно, но я получил страшно просительное письмо насчёт того, чтобы я приехал дирижировать двумя первыми представлениями «Алеко».

Нет никакого сомнения, что в случае успеха этой оперы меня попросят дирижировать третьим представлением. Прибавьте к этому ещё то, что я должен там сделать две-три репетиции. В итоге получится 10 дней. Хотя в Киеве и идут теперь репетиции оркестровые и хоровые, но мне не по силам будет наладить всё в один раз. А каждая лишняя репетиция это день отсутствия. Положительно не могу назначить день отъезда. Дожидаюсь телеграммы. По-моему, она придёт около двадцатого, или во всяком случае позже, а не раньше. В Москве же ничего не слыхать об «Алеко». Тоже ничего положительного не могу сказать.

В январе буду дирижировать в Одессе своей оперой. В январе же, если успею, то буду в Петербурге, где Чайковский дирижирует «Утёс». Так что если теперь не увидимся, то в январе может быть. Хотя и то, и другое под сомнением. Может быть, именно наоборот, я увижу вас теперь. В январе вряд ли успею извернуться...

От Сатиных я уже переехал. Сообщаю вам мой адрес: Москва. Воздвиженка. Меблированные комнаты «Америка», № 16. С. В. Р.

Может быть, вы уже слышали о смерти Зверева. Вчера мы его хоронили. Ужасно жалко. С каждым годом старая консерваторская семья редеет и недосчитывается всех своих «могиканов». Вместе с этим на свете остаётся одним хорошим человеком меньше. Грустно и жалко. Такого быстрого конца никто не ожидал, да и сам он почувствовал смерть за 5 часов только, когда сказал одному у него сидевшему, что «прощай, брат. Я тю-тю!» За пять минут до смерти он кричал на всю квартиру, чтобы открыли шторы (умер ночью), открыли окна, двери, что ему душно, невыносимо душно. Ужасно метался. Его старый повар с экономкой (он умер на их руках; никого больше не было) подняли его, он набрал в себя воздуху — и... не выпустил его. Тю-тю! как он сам раньше сказал. Он умер без причастия, не причащавшись лет десять. Ещё раз жалко!..

Прощайте, милые барышни.

С. Рахманинов