Н. Д. Скалон

Неделю тому назад отправил Верочке письмо, милая Татуша. От вас двоих, как ни ждал, за это время ни одного не получил. Хотя срок это небольшой, но начинаю думать, уж не случилось ли чего с вами. Ваше последнее письмо ко мне получил 9 дней назад. Это последнее ваше письмо ко мне (кстати, очень милое) считал четвёртое. Сообщаю вам это потому, что вы пишете, что счёт вашим письмам ко мне потеряли, а между прочим, этой громкой фразе не место тут, так как количество ваших писем исчерпывается пословицей: раз, два, три и... обчёлся.

Впрочем, я не сержусь! Вы, всё-таки, в общем, приняв тем более во внимание пословицу про [неразборчиво], барышня хорошая, так что ругаться с вами мне не хочется, я — по крайней мере себя сдерживаю. Только напишите мне всё-таки. Я теперь человек очень занятой, старый, немного больной, сильно устающий от большой работы, по вас, наконец, скучающий. Я ваши письма заслуживаю вполне. Не правда ли? Тем более вы пишете так легко, так быстро; тем более вы так свободны! Неужели вы начали уже «дурнеть»? Это ужасно! Может быть, тут опять какая-нибудь задняя мысль? Тогда это выходит пьеса: «Коварство и любовь», и нужно быть очень наивным, чтобы не понять, кто из нас двух олицетворение первого. «Земфира! Вспомни, милый друг! Всё слепо отдал за желание» и т. д... Ах! Тата, Тата! Впрочем, молчу!

Теперь ещё одно сказание о себе и совсем довольно. В среду дирижировал во второй раз «Самсоном и Далилой». Прошло так же посредственно, как и в первый раз. Следующая моя опера «Рогнеда». Газеты все меня хвалят. Я мало верю! В театре со всеми лажу. Ругаюсь всё-таки довольно сильно. С Мамонтовым хорош так же, как и он со мной.

Повторяю ещё раз, что очень устаю от работы, а также очень скучаю по Скалонам — значит, если они только сострадательны, то будут мне писать чаще. Целую ваши ручки. Привет всем вашим.

Ваш С. Рахманинов

P. S. Тётя со мной теперь очень хороша и мила.