Н. Д. Скалон
[им. Красненькое, Воронежской губ.]
Дня три тому назад я получил Ваше письмо, дорогая Татуша, и, не скрою от Вас, ни за что не отгадал бы его содержания, если бы не прочёл его. Разбирать это содержание я не буду. Вы и так, вероятно, слишком много думаете об этой истории, чтоб Вам ещё о ней упоминать; да и тяжело о ней разговаривать; наконец, и разобрана она Вами самими до самой последней мелочи, конечно. Утешать я Вас тоже не буду, потому что не умею. Вы, вероятно, замечали сами, что эгоисты — не утешители. Я скажу Вам только то, что никогда не позволю себе назвать Вашу историю «банальной» и что я сочувствую Вашему горю, насколько могу и умею...
Итак, об этом я разговаривать не буду, но зато я хочу с Вами поговорить о Вашей второй истории, благо она гораздо утешительнее. Знаете, Татуша, я очень пожалел, прочитав о том, что Вы выехали из Рейхенхаля. Мне почему-то до сих пор кажется, что эта «вторая история» кончилась бы совсем хорошо для Вас. Насколько я могу судить о Вас и насколько я Вас понимаю, мне кажется, что Ваше сердце переполнено любовью и ищет только удобного случая высказаться. Пусть Ваше чувство сейчас отвергнуто, как Вы пишете, но от этого Ваша любовь только оскорбилась, а никак не уменьшилась, и Ваше теперешнее горе будет только в том случае продолжительно, если Вы не найдёте какой-нибудь другой личности, на которую всю Вашу любовь и перенесёте, и с которой будете так же счастливы или так же несчастливы (всё зависит не от Вас, а от него), как и с первой личностью. Вообще я хочу сказать, что лично Ваша любовь от перемены не изменится, изменится только Ваше имя. По-моему, вы, сёстры Скалон, такие люди, которым счастье может и не даётся, но которые его всегда сумеют сделать. И вот я говорю, что мне кажется, что эта личность, с которой Вы бы сумели прожить хорошо, осталась в Рейхенхале. Простите, если я, в описании Вас, ошибся. Но зато я положительно утверждаю, что Ваше решение поехать в Байрейт на вагнеровские оперы принесёт Вам большое утешение, не говоря о том, что это огромное удовольствие и развлечение. Да! Вы правы! Искусство никогда не изменяет — по крайней мере тем, кто его любит, и исключением из этого правила являюсь только я один. Между нами произошло какое-то недоразумение, но я думаю, что, бог даст, искусство и надо мной скоро сжалится и сошлёт мне опять те блага, которые даются согласием с ним.
Конечно, я буду очень рад получить от Вас письмо из Байрейта.
Преданный вам С. Рахманинов