Л. Д. Скалон

Очень вам благодарен, дорогая Людмила Дмитриевна, за ваше милое письмо, за скорый ответ. Мне было весьма приятно его читать, было приятно мысленно перелететь вместе с вами в прошедшее время, в прошедшую жизнь, которые вы затрагиваете в письме ко мне, которую вы вспоминаете.

В этом вашем письме есть только один вопрос, обращённый ко мне, на который я вам сейчас обстоятельно отвечу. Этот ваш вопрос касается Лысиковых. Кто они? Какие такие? Как я к ним попал? Как они ко мне относятся? и т. д.

Семья Лысиковых состоит из двух человек: мужа и жены. И тот, и другая — оба довольно преклонного возраста. К их же семье можно причесть их трёх племянниц, которых они взяли к себе в дом (все три — сироты) и которых они держат как родных дочерей... Лысиковы купцы. Имеют шесть магазинов в разных городах. По цифре «шесть» можно судить, что люди они вполне состоятельные. Я познакомился с ними в Харькове, где они обыкновенно проводят зиму; в оба мои приезда туда я по их настоятельной просьбе останавливался у них в доме, и по их же убедительной просьбе приехал сюда...

Сам Лысиков — это человек, прежде всего, очень большого ума. Человек, знающий очень много, как вы увидите, если начнёте с ним разговаривать о самых разнородных вещах. Человек — интересующийся всем. Человек, несмотря на то, что сам себя называет «лабазником», в шутку конечно, совершенно противоречит тем купцам, о которых мы известным образом, не лестным для последних, думаем. Наконец, это человек крайне добрый, который будет сочувствовать и помогать всеми своими средствами всякому хорошему началу. Опять-таки, несмотря на его всегдашнюю фразу жене: «матушка, живи поприжимистее!», которую он говорит ей в шутку, этот человек сорит деньгами и кидает их всем, кто только заикнётся о них. К достаткам его отношу также то, что он обожает до сих пор свою жену...

Она же... но, впрочем, перебирать её достатки не стоит (недостатков не заметил, да вряд ли и замечу). У неё всё темнеет и тускнеет перед её добротой, добротой огромной, удивительной. Это действительно женщина редкая, единичная пожалуй. У неё был сын, единственный её ребёнок, которого она боготворила. Этот ребёнок её скончался шесть лет тому назад, но позабыть она его не может, и всё, что только связывается с воспоминанием о нём, это «всё» ей дорого...

Один интересный факт: у неё в доме живёт теперь женщина, которая нянчила когда-то её сына. Женщина никуда не годная, обворовывает прямо на глазах её, но никогда не получающая даже одного слова выговора, и потому только, что она какой-то год или меньше ходила за мальчиком. За это за ней должны все ухаживать, как за какой-нибудь — ну, положим, «баронессой»! Как-то я начал читать здесь одно стихотворение, которое, как оказалось впоследствии, читал её сын. С ней сделалась истерика. И это всё после прошествия целых шести лет. Такова любовь её была к сыну.

И вот мне известно через Слонова (который её уже давно знает и который, кстати скажу, живёт здесь со мной), что я имею, как будто, какое-то сходство с её сыном, что я лицом напоминаю его. Я этому верю, так как ходить за мной, ухаживать, думать обо мне так, как она делает, может только она, и то при вышеописанном обстоятельстве, несмотря на её редкую доброту ко всем вообще.

Исполняются беспрекословно все мои желания, капризы и т. д. Мне не редкость, если в мою комнату вдруг полетят розы, вообще цветы, букеты, и это всё она. Как-то я выразил желание писать свои сочинения в саду. И этого было достаточно, чтобы она схватилась за эту мысль и начала строить мне какую-то башню, очень больших размеров с разными вензелями, звёздами и т. п.

Вообще я нахожусь теперь в таком положении, что если бы даже мне и захотелось уехать отсюда, то я не мог бы сделать это. Мне было бы совестно... Теперь насчёт барышень. О них скажу в трёх словах. Очень милые, симпатичные, добрые. Вообще дом чудный, редкий, и нужно в него кого-нибудь получше, чем я.

С. Рахманинов